сравнительно быстро, она представляла собой относительно новую улицу. Старые дома чередовались с новыми, между ними имелись места, ждавшие своего времени для застройки. В сторону Спасской церкви начиналась новая улица, вот она то и называлась Безымянной. По описанию доктора дом тоже нашли почти сразу, он был довольно старый, двухэтажный, бревенчатый. Стоял на отшибе от остальных домов, образующих улицу. Окна были закрыты ставнями, незакрытыми оставалось только два. Забор был еще довольно крепок, несмотря на то, что уже имел склонность к нарушению своего первоначального вида.

– Видно, что хозяин не очень любит общество. А домишко большой. Семья, наверное, большая живет, одну комнату сдают Фремову.

– Судя по его мрачному виду, скорее всего вы правы, – ответил Пётр.

Калитка открылась без труда, молодые люди уверенно вошли. Хозяйственной деятельности хозяев заметно не было. Надворные покосившиеся постройки говорили о некотором запустении. Поднялись по деревянному крыльцу, постучали. Немного подождали. Никто не откликнулся. Открыли дверь, вошли в сени. Нащупав в темноте дверь из сеней во внутрь, вошли.

– Полиция! Есть кто живой в этом доме? – громко сказал Тулин.

Ответа не последовало. Свет едва пробивался во внутрь. В комнате царила тишина и не было видно практически ничего. Через несколько секунд, привыкнув к полутьме, они одновременно увидели тело Ивана Фремова.

Он лежал по пояс голым, прямо на полу. Практически посредине комнаты, в грязном и рваном нижнем белье. Рядом валялись пустые посудины для воды. Стоял устойчивый запах чеснока и человеческих испражнений. Голова его была неестественно вывернута. Тело скрючено, как будто от болей в желудке. На лице отразились страшные страдания. Левая рука зажата между ног. Правая откинута, как будто бы человек, тянулся к воде, но достать не смог. Ноги неестественно вывернуты от судорог. Наверное, переходя в мир иной, человек сильно страдал от боли. Одежда мешала ему, вот он и пытался рвать её на себе. Тело лежало в испражнениях и рвотных массах, но не это поразило вошедших. Рвотные массы и часть испражнений светились в темноте. Светилась и правая рука, до изгиба локтя. Оба застыли в оцепенении, удивлённые увиденным.

– Боже мой! Что здесь случилось? – сказал Петр и быстро-быстро отступил. Затем перекрестился.

– Помолчите! Не мешайте, граф, – ответил сыщик.

Тулин, быстро обойдя тело, подошел к одному окну, затем к другому. Оторвал занавески, бросил их на подоконник. Как только глаза привыкли к свету, предстало страшное зрелище. Рука перестала светиться на свету, но она была покрыта страшными язвами, также, как и было покрыто лицо и всё тело.

– Все ясно, это «phosphoros», светоносный в переводе на греческий язык. Божество утренней зари, в римской мифологии – «Люцифер». По-нашему, просто белый фосфор, – тихо сказал сыщик, посмотрев на труп, затем на побелевшего помощника.

– Что за белый фосфор, откуда он здесь взялся?

– Не знаю откуда он здесь, но это меняет дело. Позже все объясню. Необходимо здесь всё осмотреть. Постойте там, где стоите, – зажав нос платком, сказал Евграф.

– Да уж! Я и не собираюсь ходить здесь! Увольте, – ответил Брежнёв и зажав нос рукой отошёл подальше от тела.

Стоял запах разложения тела, чеснока, испражнений. Долго задерживаться не хотелось, кроме того, на улице уже стоял глубокий вечер. На «скорую руку» осмотрев внутреннее состояние строения, они вышли. Ничего особого при осмотре не обнаружили. Кроме одного, в доме вообще не было икон и лампадок. Ничего, чтобы напоминало о русской православной вере. Кроме того, покойный жил, по-видимому, один, так как присутствия в доме других жильцов не ощущалось. Но об этом говорил и доктор.

– Очень странно, очень странно, так не бывает, что бы в русском доме не было икон и лампадок. На Руси с испокон веков в красном углу стояли иконы, на вышитых полотенцах. Перед этим местом всегда крестились утром и вечером. Да и в ходе дня просили благословения на разные дела и прося прощения за вольные и не вольные грехи. Рядом с иконой спасителя могла стоять только святая троица. Все остальные иконы должны стоять чуть в стороне или чуть ниже. Там же могли быть и духовные книги, и церковные атрибуты. Да и в других местах дома обычно тоже бывают иконы. Но здесь вообще ничего нет.

– Это точно, я тоже заметил! Но, кроме того, и других жильцов нет и вещей их нет. Почему? Дом большой для одного человека. Если его снимать, то дорого стоить должен. Не по средствам помощнику делопроизводителя. Надо узнать кому принадлежит? – поддержал его Пётр.

– Узнаем позже. Сначала осмотрим постройки возле дома. Вдруг что-то интересное или необычное найдём? – сказал сыщик.

– Да уж и работка у вас! Скучать не приходиться, – нервно заметил Пётр.

На улице полная темнота ещё не наступила. Отдышавшись свежим воздухом, Евграф крикнул, обращаясь к кучеру, находящемуся перед домом в экипаже: «Эй, любезный, неси фонарь, осмотрим постройки».

На звук его крика отозвался не только кучер, но и неясный шум где-то среди полуразрушенных дворовых построек. Сыщик обернулся и увидел тень, в саженях двадцати, которая метнулась через огород, в сторону от дома, по направлению к Спасской церкви. Тень была женской. На это указывал длинный платок покрывавший голову и женская юбка, ниже колен.

– Пётр Владимирович, берите экипаж, поезжайте за полицией. Необходимо сделать освидетельствование трупа и все здесь обыскать ещё раз. Выполняйте, милейший граф! Я выясню, кто это ходит в темноте и что ей здесь нужно, этой особе, – тихо сказал сыщик и не дожидаясь ответа, достал револьвер, затем быстрым шагом, бросился в след убегающей женщины.

Подбежав к амбару, остановился. Прислушался и посмотрел вперед, во все больше сгущающиеся сумерки. Вдали была видна быстро удаляющаяся фигура, справа и слева высокая трава, достигающая пояса. Евграф последовал за неизвестной особой. Женщина двигалась очень резво, немного виляя бедрами, это было видно по колыханию широкой юбки. Несколько раз она обернулась, рассматривая преследователя. Сыщик понял, что его увидели и преследование уже не тайное. Расстояние между ними практически не сокращалось. Они двигались синхронно.

– А ну стой, полиция! Стой, подстрелю, шельма!

Но та и не думала останавливаться. Евграф, угрожая выстрелом бегущему человеку блефовал. Стрелять он не мог. Эта ситуация не подпадала ни под один случай применения оружия согласно закону «О правилах употребления полицейскими и жандармскими чинами в дело оружия». В этом законе определялось, что оружие можно применить в четырех случаях. Отражения, всякого вооруженного нападения на полицейский или жандармский чин, в том числе сделанного несколькими лицами или даже и одним лицом, но при таких обстоятельствах или условиях, когда никакое иное средство защиты не было возможно. Обороны других лиц от нападения, угрожающего жизни, здоровью или неприкосновенности тех лиц. Задержании преступника, когда он будет препятствовать сему насильственными действиями, или если его невозможно преследовать или настичь. При преследовании арестанта, сбежавшего из-под стражи или из тюрьмы. О каждом случае применения оружия необходимо было докладывать начальнику и прокурору с разъяснением сути применения оружия. Женщина не являлась преступником и не нападала. Тем более, ни один уважающий себя офицер стрелять по женщине не будет. Вдруг сыщик и преследуемая женщина оказались на кладбище. Здесь случилось странное, она как бы раздвоилась, из темноты крестов появилась похожий женский силуэт, в таком же платке и юбке. Первая фигура, быстро развернулась как-то боком, что бы не было видно лица, вторая стала примерно так же. Обе вскинули руки с револьверами и дважды выстрелили, разорвав тишину ночи. Сыщик вовремя заметил оружие, это его и спасло. Он быстро упал на землю, пули проскочили практически рядом. После выстрелов громко залаяли собаки во всей округе, некоторые протяжно и страшно завыли. Выждав некоторое время, он медленно и осторожно поднялся. Стрелявших уже не было. Дальнейшее преследование было невозможно. Где их искать в темноте при слабом свете месяца?

«Кто стрелял и зачем? Что делал неизвестный или неизвестная, возле дома Фремова? По звуку можно определить, что